Хмурые, пепельные тучи заволокли купол неба, сомкнувшись плотной, непроглядной завесой. Во всю ливший дождь просачивался куда-то сквозь рыжую шерсть, размывал дороги и неприятно чавкал под лапами, прилипая к тем мешаниной из земной грязи; почва стала столь скользкой, что в какой-то момент Львинорык поскользнулся на этой хляби, едва удержавшись на своих нетвердых четверых. Казалось, былая сила из них с каждым его шагом куда-то уходила и будто бы стекала прочь вместе с водой.

Перед глазами размывало обзор, и молодой глашатай не мог точно сказать, что именно мешало ему чётко видеть - то были либо капли, что ударялись об его макушку и сбегали потоком по морде, либо слёзы, которые он перестал даже чувствовать. Единственным, что могло ему дать понять, что они всё ещё продолжали идти, было его отдалённое самосознание и всё больше разрастающаяся в груди боль.

Он мог поклясться, что он по-прежнему слышал в ушах тот резкий ужасающий скрежет.
Он мог поклясться, что он будет преследовать его во снах гораздо дольше, чем ветряной мог себе представить.

Львинорык точно мог сказать, что сегодня непогода явит себя, на что довольно красноречиво намекала пасмурность, нависшая над головами обитателей пустошей. Не то чтобы подобное было в силах остановить юного преемника Тучезвёзда, поэтому от своего желания хорошенько размять лапы тот не отказался. И, конечно же, он бы не был собой, если бы он ещё и не прихватил кого-нибудь с собой в импровизированную вылазку; выбор сразу же пал на Лисолапа, причин чему у рыжешкурого накопилось достаточно. Особенно после всего, что успело произойти за эти несколько лун. И поэтому он просто не мог упустить возможность вновь взяться за налаживание контакта со своим братом - хотя-бы таким образом, с помощью какой-то глупой инициативы в лишний раз погонять жирок, при этом утащив своего упрямого родственника. Манипуляциями пронять такого хитреца было идеей смехотворной, так что увальню оставалось делать лишь то, в чём он был силён - упрашивать до потери пульса и приводить кучу аргументов за с заведомо оптимистичным настроем и улыбкой.

Правда, в последнее время находить в себе веру в лучшее стало даваться ему со слишком заметным трудом, но... если это означало, что так он хоть и медленно, но продолжил бы прокладывать мост между двумя пропастями, разделившими его и младшего, то он обязан был попытаться.

Ах, если бы он только знал, чем это ему обернётся...

Глашатай лишь отдалённо различал, куда его несли лапы. Брёл он, видимо, по выбранному пути лишь потому, что тот был знаком ему на рефлекторном уровне; энергии на нечто большее у него категорически не имелось, поэтому он просто продолжал идти, отрешённо осознавая происходящее.

Голова словно свинцом налилась. На периферии зрения мелькали и размывались пятна, что заставляло Львинорыка видеть только пляшущую картину, внезапную смену коей он сначала даже и не заметил. Медленное понимание того, что он давно ушёл с границ и оказался на пустошах, дошло до него лишь тогда, когда его конечности вдруг подкосило, и он тяжело припал, безучастно оглядев местность, в которую его завело.

Ему повезло. Это оказались поля племени Ветра.

Всё сначала действительно шло гладко: Лисолап даже согласился покинуть лагерь, и поэтому оба кота выбрались вглубь территорий. Первоначальный скептицизм брата был вполне ожидаем, и ему верзила даже нисколько не удивился, однако надеяться на то, что тот всё же переменит свой настрой, не перестал. К его же счастью, его желание исполнилось, потому что, стоило им выбрать место для охоты, черношкурый сразу оживился. Ну, не без первых двух неудач, встреченный Львинорыком гораздо проще, чем оруженосцем - тот пару раз выругался и даже сказал, что первый был полным дурнем, раз высунулся в такую отвратную погоду, думая, что ему удастся что-то поймать. Обиделся ли на такие оскорбления старший? Ничуть. Это лишь вызывало у него позабавленную усмешку.

Усмешку тому, как это напоминало зеленоглазого до того, как всё... просто произошло.

Пытаясь оторваться от неприятных размышлений, глашатай пошёл ещё дальше, близ границ, утверждая, что оттуда наверняка можно будет унести улов. И не какой-то там, а вполне себе достойный.

Это и стало причиной, почему в том, что произошло дальше, виновным был Львинорык. Прав всё же оказался Лисолап (как и всегда), когда придерживался дурного настроя.

Жаль, что ума послушать его у увальня не оказалось.

Кота начала бить лёгкая дрожь. Что-то ему подсказывало, что это было отнюдь не из-за того, что он успел промокнуть, однако зацепиться за эту мысль помешало то, что он внезапно обнаружил, что находится в нескольких десятках лисьих хвостов от лагеря. Что-то кольнуло и отдалось внутри него, но то было точно не облегчение.

С трудом собрав последние остатки сил, молодой ветряк наконец оказался у порога на поляну и на ватных лапах пересёк его. Через пару секунд редкие голоса, слышимые сквозь дождь, стихли, и внук Тучезвёзда осознал, что теперь внимание собравшихся полностью сместилось на него.

Это, должно быть, могло бы быть несколько приятно, если бы ситуация была не такой. Сейчас же ему казалось, что это стало почти последним ударом, от которого он мог потерять физическую опору. В остальном, на остальных уровнях он уже её окончательно лишился.

Подпись автора

Пускай выжигает на нас свои пятна
Мы вылечимся, наберемся силы
Мы тысячу раз давали клятву
И столько же раз начинался ливень